Справа – черное поле,
Слева – поле в снегу,
А по серой тропинке
Я убитый иду.

Что вы, коршуны вольные,
Надо мною сплотились?
-Чтобы добрые люди
Над тобой не слезились.

Приложи-ка ты ухо
К небу иссиня-сильному,
И ладонью коснись
Ты огня негасимого.

И, быть может, увидишь
Ты тогда серебро,
То не явь и не сон,
Просто - не то.

Твое несмелое начало
Под солнцем тает на стерне.
Предчувствием дождя дышал
Лишь силуэт на полотне.

Но боль и терпкое вино
Кисть, отдавая, танцевала.
Вот отворяется окно,
Предчувствуя мое начало.

Настало время пить с ресниц
Морей соленых откровенья,
И стаям перелетных птиц
Петь о предчувствии рожденья.

Родилось время умереть
Предчувствию игры с листа,
И удивляться и смотреть –
Картина радости проста.

Отбрось свои щиты – я безоружен.
Вот пустота в пространстве – это мы.
И пусть в него теперь весь мир погружен.
Зову тебя в тувинские холмы.

Здесь тоже пьют «Токайское» и пиво,
С восторженным оттенком серебра.
Сквозь жар степной несут в себе лениво
Мозолистые ноги, два горба.

Холмы! Их скрытое дыханье ждет,
Готовых, без сомнений и надежды,
В последний, может быть, отправится полет,
Свободой ветра напоив одежды.

А он, не ведая о том, что есть Нирвана
Влюбленный в одиночество свое,
Смахнет, как будто крохи, с дастархана
С холма высокомерие твое.

Ты станешь, словно облако, легка,
Не вспомнив хлебом преломленные спины.
И станешь в это время далека
От циферблата строгой паутины.

Медленно радует глаз
Сине – сиреневый час.
Земля заскучала вдруг
По зрячей поверхности рук.

Деревья беззубыми ртами
Съедают железо за нами.
В сумерках снежный йог
На острые прутья лег.

Они, выходя из воды,
Пронзили прибрежные льды.
Та сторона – ни эта,
Там есть огни, но нет света.

И в этот час ничуть
Неисповедим наш путь.
Может позвать труба,
Если не склон холма.

Диск очень мал и огромен,
В общем, какой-то феномен,
Красный такой бриллиант –
На сине – сиреневый бант.

Здесь, и буквально сейчас –
Сине – сиреневый час.

Я холодным дыханьем смыл
с ладони своей медный шар.
Опустил края голубого плаща
в утомленность фиоля.
Пусть сегодня березовым бредням
приснится нездешний пожар,
Отразившись в туманной бескрайности
белого – белого поля.

Я на пламени этом
тотчас заварю крепкий чай,
Пусть найдется железная кружка
идущему издалека,
А горячий и терпкий глоток
прочтется как - «Не унывай!»
Чтобы дрожь одолела
и лед растопила рука.

Я пою колыбельную
неугомонным и диким ветрам.
На ресницы заката ладонь
положу, чтобы стало темно.
И, покуда, до нужной поры
на покой не отправился сам,
Загляну напоследок в твое
хрусталем налитое окно.