Прохожие решат, что морок… Но
Ей не до них и не до их испуга.
Как светит запотевшее окно,
Где лампа в центре радужного круга!

Карниза скрип, да капель хоровод,
Да ветра всхлипы сквозняком по коже…
А силуэт под лампою вздохнет,
Поставит чайник. – Что за буря, Боже!…-

Он ляжет поздно. Утром, не спеша,
Отдернет тюль: промокший тополь, лужи –
Обычный вид с седьмого этажа.
И след ладони на стекле. Снаружи.

Дождусь июня, сумерек густых,
Луны и тополиных завихрений –
И в море одуванчиков седых
Нырну без всплеска и без размышлений.

И там, где горько пахнущий прибой
Ласкает пляж асфальтовой дороги,
Не сладят с очумелой головой
Колючками изодранные ноги.

И оторвутся пятки от волны,
Оставив ей ненужные сандали…
На перекрестке лета и весны
Вы разве, словно в детстве, не летали?!…

Не ведали, как щеки холодят
Ладони ветра? И как сердце бьется,
Когда пушистый, нежный, теплый взгляд,
Из сна явившись, глаз твоих коснется?…

Я пришью крючочек… на губе,
Выкрашу рубашку в голубой.
- Небо, забери меня к себе! –
Закричу, заохаю с мольбой.

- Забери! В пушистость облаков,
В солнечность кипящего огня…
Да, полет – он не для дураков,
Так возьми хоть в радуги меня,

Хоть в дождя дробленое стекло!…
Небо над бедой моей вздохнет –
И плечо, что солнцем обожгло,
Голубым сатином обернет.

* * *

На пене перьев – черная печать,
Как на белье плацкартных настроений…
Сложить в пакет их, контролеру сдать,
Аренду оплатить без сожалений,

Привычно руки небу распахнуть…
Опомниться. Сморгнуть. Вдохнуть поглубже –
И, вместо сфер заоблачных, шагнуть
На тонкий лед растрескавшейся лужи.

Черпнуть ботинком… Выругаться: «Мма-ать!»
Сломать каблук. Испачкать брюки пылью.
Разбитыми коленками воздать
За право по земле ходить. Без крыльев.

За право засмотреться в небеса
И высотой впервые изумиться…
И, отводя намокшие глаза,
Шепнуть тихонько: «Жаль, что я не птица!»

Она ворвалась в город сквозняками,
Рассыпалась трамвайными звонками,
Играла лепестками и ветвями,
Как зайчиками солнца и стекла.
Цвела, кипела, пела и летала,
Шалила и бессвязно лепетала,
С ума сходила и венки сплетала,
А Вам казалось – это я была!

Горячий ветер бередил, как раны,
Забытые потомками курганы
В кольце недвижной каменной охраны,
В полынно – пыльном запахе травы.
Он вслед за медно – красным солнцем мчался,
В висках кипящей кровью отдавался,
И жег лицо, и ковыля касался…
А мне казалось – это были Вы.

Небесный свод оттенка тусклой стали.
Опять в прогнозе бурю передали.
И два листка на ветке трепетали,
Боясь разлуки вечной через час.
А дождь все пел, чуть спотыкаясь в нотах,
О горечи рябины, меде в сотах,
О расставаньях, птичьих перелетах…
А нам казалось – это не про нас!

В морозной дымке месяц стыл над крышей,
Ночь задувала свечи: «Тише, тише!..»
И лишь в своей задумчивости высшей
Шуршали звезды, сыплясь с высоты.
И словно где-то лопнула запруда,
Когда пролился свет из ниоткуда.
И всем казалось, что свершилось чудо…
А это просто стали мы на «ты».

Затвори меня в башне скорей –
На замок, на засов, на защелку!
Но бесплодны усилья дверей –
Пробиваюсь в малейшую щелку.

И по стенам спускаюсь вьюнком:
- О, скоси меня, корни мне выжги! –
Бесполезно! Лечу мотыльком
И в дыму поднимаюсь все выше.

Лук натянут, туга тетива,
Для стрелы невозможна промашка.
Пронзена я… и снова жива:
Я – роса, я – земля, я – ромашка!

Привяжи, обуздай, задержи!
Только я не смогу усмириться –
Убегаю волною по ржи
И шальною степной кобылицей.

Я – июльского грома раскат
И апрельские громы лихие,
Я с разбегу врываюсь в закат,
Словно равная солнцу стихия!

Обнимаю дрожащий зенит,
Облака, устремленные мимо.
И мой голос, срываясь, звенит
Неумолчно и неистребимо!